- Эй вы, бабы рязанские, почём лапти? - Эй вы лапотницы рязанские! Ещё лет тридцать назад эти окрики почти неизбежно раздавались там, где появлялись рязанские женщины, которые подчас и действительно были обуты в лапти. Само сочетание слов «бабы рязанские» звучало, как поговорка, олицетворяющая темноту, забитость, неповоротливость. -Эх ты, баба рязанская! – мог услышать и иной мужчина, не проявивший должной смекалки и попавший по этому впросак. Недавно мы познакомились с несколькими женщинами Рязанской области – с обыкновенными, рядовыми труженицами. Они с гордостью говорят: - Мы рязанские! ХОЗЯЙКА Колхоз «Смычка» успешно шел в гору. С каждым годом устойчивей и весомей становился трудодень, по окраинам села появились новые постройки: скотные дворы, телятники, силосные башни, Люди работали всё дружнее и всё с большим уважением относились к председателю Анне Игнатьевне Ефремовой. (Председатель колхоза имени Кирова Анна Игнатьевна Ефремова)
Люди понимали, что они во многом обязаны этой степенной, рассудительной женщине с добродушным лицом и твёрдым характером. Председатель соседнего колхоз Иван Михайлович Демидов, заходя в правление к Ефимовой, шутил: - Мне в твой кабинет, Анна Игнатьевна, впору отвернувшись заходить. - Что так? - не могу смотреть на передние углы. Там ведь все мои знамёна стоят. Все их ты у меня отобрала, и отбирать больше нечего, - теперь вот и за их знамёна примемся. Но дело вскоре обернулось неожиданным образом. Демидов ушел из председателей по нездоровью, а новенький начал пьянствовать и разваливать колхоз. Было ясно, что без срочных мер колхоз имени Кирова спасти будет трудно. И Анну Игнатьевну уговорили принять дела этого колхоза. - Да как же так? – возражала она. – Я у него знамёна отбирала, я его, - можно сказать, перед всеми людьми бесчестила, а теперь я же его и принимай? - А вот вы и покажете пример да опять те знамёна и вернёте к себе. … Село Санское. Летом здесь и Ока и привольная заокская пойма, а теперь, зимой, всё было засыпано снегом. Среди снеговой белизны чернели разбросанные в беспорядке дома. Анну Игнатьевну мы нашли в правлении колхоза. Она сидела за столом, накинув на плечи вязаный полушалок. Ни дать, ни взять хозяйка за чаем. Только вместо самовара на столе стоял телефон, вместо сахарницы – чернильница, вместо пирогов лежали разные бумаги. По стенам кабинета развешаны разные диаграммы, на которых всё сравнивается с 1950 годом. - А почему всё сравниваете с 1950 годом? - Колхоз в этот год приняла, вот и сравниваем, - простодушно ответила Анна Игнатьевна. - Ну, и как же вы его приняли? - Плохо. Долгов у колхоза было полмиллиона рублей. Глаз нельзя было никуда показать. Звоню на пристань, дескать, перевезите материалы, они говорят: «Должок бы получить сначала». Проглотила я эту пилюлю, звоню в сельхозснаб и слышу: «За колхозом Кирова долг, - отвечают, - погасить нужно». В общем тяжелое досталось наследство. Начали соревноваться с соседями. Они приехали смотреть наши скотные дворы, да на смех и подняли. - Ну и как же? - Понастроили. Три коровника поставили, шлакозаливные, оштукатуренные, белёные с подвесными дорогами. Телятник, свинарник…. Водопровод к каждому двору подвели, автопоилки устроили. Скважина у них тут была, двенадцать лет стояла, деревяшкой забитая. Открыла я её, опустила бутылку на верёвочке, достала воды, попробовала. От той скважины водопровод и пошел. Правда, пришлось водонапорную башню строить. - Да на какие же деньги вы строили, ведь долгов было пятьсот тысяч? - Мало ли что было! А теперь доходу два миллиона. Так вот и живём. – И Анна Игнатьевна засмеялась. Умеет она так смеяться – одними глазами. Лицо вроде серьёзное, а глаза смеются. - Но всё же деньги откуда – ни будь взяться должны? Под ногами не валяются? - А как же, под ногами и есть. В земле они, деньги – то. И в земле у каждого колхоза поровну, так я считаю. Только одни их берут больше, другие меньше, а третьи и вовсе брать не хотят – нагнуться лень. Я, помню, колхоз приняла, пятьсот га некошеных лугов под снегом лежали. Это не деньги, что ли? Коровы едва по тысяче литров надаивали, а теперь три с половиной на круг дают. Силосу семьсот тонн заложено было, а мы и все пять тысяч заготовили, да одной кукурузы тысячу пятьсот тонн и в стеблях и в початками. - Едят кукурузу – то? - А то не едят! Открыли мы первые силосованные початки, одна доярка положила в передник и понесла коров потчевать на пробу. Идёт, а тёлка изловчилась – хвать прямо из передника самый большой початок да в угол с ним…. А колхоз поправился. И, знаете, скажу вам по секрету, если бы не одна историческая беда, ещё богаче зажили бы. - Какая же это историческая беда? - Село Санское испокон грузчиков в порты поставляло. Чуть весна, все мужики, числом до трёхсот, уходят на сторону: в Шилово, в Касимов, в Ленинград даже. Возвращаются осенью. Всё хозяйство на женщинах: и земельные работы, и косовица, и скот. В этом селе, если девушка косить неумела, замуж лучше не думай – никто не возьмёт. Но года через два мужчины все дома будут работать. - Как же это? - А так. У нас хоть и миллионный доход, а трудодень пока не высок, потому что строимся. Клуб вот нужен. На стороне грузчик тысячу рублей в месяц зарабатывает. Ну, а если он в колхозе больше получать будет, пойдёт ли? Нет, и не выгонишь. Потом Анна Игнатьевна повела нас на фермы. В стороне от дороги стоял длинный развалившийся сарай. - Экспонат, - кивнула в его сторону Анна Игнатьевна. И была в её интонации вместе с насмешкой большая гордость за то, что этот сарай стал поистине «экспонатом», представляющим невозвратную «эпоху» всего пятилетней давности.
ПРОФЕССИЯ РАИ МИХЕЕВОЙ
Вечером Люба Лыткова сказала Рае Михеевой: - В Рязани заводы строятся, дома для рабочих. Не слышала? Райком комсомола объявил призыв молодёжи. Надо бы пойти, как ты думаешь? - Так ведь мы ничего не умеем…. - Что за беда, научимся. И, видя, что подруга всё колеблется, добавила: - А ребят в Рязани!... Но это было лишним, потому что Рая и без того решила ехать. Раз зовут, - значит, вправду нужны руки. В посёлке Приокском, где уже поднялись корпуса станкостроительного завода, суждено было начать Рае Михеевой новую жизнь. В группе, куда она вошла, было семнадцать девушек, съехавшихся из разных деревень области. А учил их строгий на вид мужчина Фёдор Васильевич. - Значит, теперь вы каменщики. А какой полагается вам инструмент? Не знаете, - как бы радовался Фёдор Васильевич. – Ну, конечно откуда вам знать такую науку? Известно, деревенское дело. Одна девушка робко проговорила: - Инструменты бывают: лопаточка, молоток и отвес. - Так, правильно, - удивился учитель, - только лопаточка называется у нас «мастерок». А главный инструмент каменщика есть руки и глаза. Так и запомните. А пользуются инструментом так… - И он начал ловко пригонять кирпич к кирпичу. Казалось, кирпичи сами прыгают к нему в руки из стопки и сами же, задержавшись на мгновенье, ложатся в стену. Рая взяла кирпич и, к удивлению своему, уложила его вровень с соседним кирпичом. Потом она положила ещё кирпич, потом ещё. - И вот ваша работа, - отстранил её Фёдор Васильевич. – Она никуда не годится, и нужно её ломать, потому как шов у вас неровный. Рая теперь и сама увидела, что в одном месте цемента под кирпич положено больше, а в другом меньше, отчего весь рядок прогнулся. - Это вам не пироги печь, - торжественно заявил каменщик, - это наука. Семнадцать пар девичьих глаз восторженно смотрели на корявые, измазанные цементом, неловкие, прямо – таки неуловимые руки каменщика.
(Рая Михеева на стройке) А год спустя Рае Михеевой дали тринадцать молодых парней и сказали: чтобы были каменщики, такие же, как и сама. Рая собрала их возле кладки и спросила: - НУ, какой вы знаете инструмент каменщика? И ещё вот что нравится Рае Михеевой в своей профессии. Начнёшь выводить первый этаж и видишь вокруг себя только груды кирпича, кадку с цементом да разный строительный мусор. Но вот выше поднялся дом. Теперь, оторвавшись на миг от горячей работы, оглянешься вокруг и видишь соседние стройки, где работают другие бригады, видишь и готовые уже дома. А там, с третьего этажа, доступны взгляду и корпуса завода, и дальний элеватор. Вот уже и сама Рязань, как на ладони. Вот уже после четвёртого этажа и обширные заокские поймы и синяя дымка леса видны вдали. Всё шире и шире кругозор. И кажется уже, что скоро увидишь всю Родину с другими, великими стройками, где работают такие же девушки, как Рая Михеева, и такие же парни, как её ученики.
У СТАНКА Когда Римма Пустовалова окончила десятилетку, перед ней, как и перед всеми её сверстниками, открылись разные пути – дороги. Подружки Риммы Валя Лопатина и Эля Бурмистрова подали заявление в педагогический институт, а Жанна Туманова и Нина Самохина – в медицинский. Только Римма медлила. Перед окончанием школы десятиклассников водили на экскурсии – в депо, мастерские, на завод. И вот она увидела, как молодой парнишка – чубчик торчком, нос в масле – закрепил круглую шершавую болванку, которая завертелась так быстро, что стала казаться гладкой, и начал подводить к ней резец. Римма даже зажмурилась, когда резец вплотную подошел к болванке. Она ждала скрежета, стука, думала, что резец сейчас искорёжится, или разлетится. Но ничего не произошло, и когда Римма открыла глаза, то увидела, как с резца плавно стекает синяя стружка, а болванка становится тоньше и светлее. - Вот это да! – вырвалось у Риммы. Но паренёк, видимо, считавший свою работу обыкновенной, не повёл и глазом на удивлённый возглас. Вокруг кипела работа. Фрезы легко как бы в масло, врезались в стальные детали. Римма Пустовалова, видя всё это, поражалась и, что говорить, завидовала тому чумазому пареньку, управляющему машиной. Поэтому, когда несколько месяцев спустя мать спросила у неё, что же та всё – таки хочет делать, Римма ответила: - А я , мама, хочу устроиться на завод. На заводе Римме предложили стать контролёром или учиться на чертёжницу. Но она просилась к станку. Тогда её направили к токарю Кирюшину. Учитель Риммы, Иван Иванович Кирюшин, был немного постарше своей ученицы, поэтому уже на другой день Римма стала звать его Ваней. - Для того, чтобы научиться хорошо работать, нужно уметь ухаживать за станком, - говорил Ваня. И Римма с чисто женской сноровкой протирала, чистила, выбирала масло и стружку из разных щёлочек. Станок был настольный, аккуратный, немного побольше швейной машинки, и Римма скоро привязалась к нему. А между тем начальник цеха Владимир Григорьевич Войтко стал носить Римме разные книжки про станки, про токарное дело, про те машины, которые завод вырабатывает. Войтко же и завёл однажды разговор с Риммой об учёбе. - Я очень бы хотела, да боюсь, не справлюсь. Вот разве в техникум…. - Поступать, так сразу в институт, боятся нечего. Давно уж Ваню Кирюшина перевели на большой станок, и Римма стала «токарить» самостоятельно, давно уж уехал в колхоз Владимир Григорьевич Войтко. (Токарь Римма Пустовалова) Новый начальник цеха Иван Яковлевич Ларин учится вместе с Риммой на втором курсе вечернего радиотехнического института. Он часто предлагает Римме взять работу полегче, уйти от станка, чтобы больше времени отдавать учёбе. Но Римма и слышать не хочет, говорит, что без станка ей и два дня прожить скучно. А недавно дали ей ученицу. Учёба началась с того, что девушки, встретившись, расцеловались. - Галка, да как же ты надумала через три-то года? С Галей Антиповой Римма три года назад окончила десятилетку. - Надо бы сразу тебе, Галя, решиться. Становись к станку. Учить буду.
ПОДРУГИ После семилетки Тоня Логинова решила идти в доярки. На листе бумаги, вырванном из тетради, она написала заявление, на котором в тот же день появилась резолюция председателя колхоза: «удовлетворить». (Молодые доярки колхоза имени Кирова. В первом ряду – Герои Социалистического Труда Тоня Орлова (справа) и Аня Астахова.) - Ну что ж, давай к нам, - встретил её заведующий фермой. – Будешь у нас тридцать третьей дояркой, причём самой молодой. Группу коров примешь от Орловой. - Н-нет, я не хочу от Орловой, - побледнев, еле выговорила девушка. - Да чего испугалась-то? Орлова на первотёлок перейти хочет, новую группу себе возьмёт, а ты, значит, её…. Орлова, тоже Тоня, некогда работала скотницей. Главная задача её состояла в том, чтобы отвозить от фермы навоз. Напарницей у неё была Аня Астахова. Как-то на собрании они добровольно вызвались стать доярками. Теперь при встречах подруги ревниво расспрашивали друг друга: - Ну как, сколько твоя Мастерица съела? Неужто двенадцать килограммов одного сена? А надоила сколько? А у меня Залётка сегодня триста килограммов прибавила, а Фаза – триста пятьдесят. Скачёк произошел с установлением автопоилок. Сначала коровы не умели нажимать мордами на педали, чтобы лилась вода, потом они стали нажимать, но пугались, когда струя с шипением вырывалась из отверстия, и отпрыгивали, крутя головой. А потом ко всему привыкли и деловито посасывали свежею, прохладную воду. Кормом, ласковым уходом за коровами, неусыпным трудом боролись подруги за килограммы молока. Так и пошла кривая вверх. Появилась цифра «4600», потом «5200». А спустя год Орлова и Астахова получили Золотые Звёзды Героев. И вот легко ли из рук Героини, участницы Сельскохозяйственной выставки, награждённой легковым автомобилем, из рук доярки, про которую Рязанский областной хор поёт песни, легко ли из рук её принять коров семнадцатилетней девушке, только что окончившей семь классов?... Орлова обошлась с молодой преемницей Тоней Логиновой по-товарищески. Водила её от коровы к корове, рассказывала о характере и повадках каждой. _ Цыганочка любит, чтобы ей перед дойкой кусок хлеба дали, а Нитка, - чтоб её погладили сначала, а если не обходишь да не обласкаешь, половину молока себе оставит… На днях Тоня Логинова подошла к Тоне Орловой. - Тоня, не помнишь, сколько ты за три месяца зимы от каждой коровы молока получила? – спросила она. - Точно не помню, что-то около тысячи или девятисот килограммов. По книгам можно посмотреть. А тебе зачем? А, поняла, сравнить хочешь. Да у тебя-то сколько? _ У меня тысяча двадцать шесть…
НАТАША ПРЕДЛАГАЕТ ПЁРЫШКО - Здравствуйте, дети. Мы пришли в школу. Здесь мы научимся читать и писать. А кто уже умеет читать и писать? Поднимите руки Около десятка детских ручонок бойко вскинулось вверх. - Вот ты, мальчик, прочитай, что я напишу на доске. Большеголовый мальчик, стриженный под машинку, смутился и покраснел. - Смелее, читай, что я написала. - Пы-а, п-а, - прочитал мальчик. - Ну, что же получилось? Мальчик молчал. В классе стало совсем тихо. Видимо, и сам ученик почувствовал, что нужно что-то ответить, и он громко выпалил: «Гусь!». Так начался в этом году урок учительницы Раисы Семёновны Косичкиной. Сорок один человек в её классе, сорок одна душа. Читать и писать они, конечно, научатся, но важно и другое. Дети собрались из разных семей. Каждый из них маленький индивидуалист. Как-то у одного ученика кончилась тетрадь. Раиса Семёновна знала, что у многих лежат в сумках чистые тетради, и спросила: - Ребята, кто даст Вите чистую тетрадь? Он завтра принесёт и отдаст такую же. Спросила и увидела, как потупились дети, как поглубже в парты засунули свои сумки. - Ну, хорошо, вы подумайте, а я пока расскажу вам одну сказку. И Раиса Семёновна рассказала, как добрая девочка помогла огню разгореться, ручейку течь, дереву расти и как потом огонь согрел её, речек напоил, а дерево накормило плодами. Сказка кончилась. - Ну, кто же даст тетрадь Вите? Сорок одна ручонка поднялась вверх. - Много радости, когда ученик отлично ответит заданный урок, - сказала нам Раиса Семёновна. – Но ещё большую радость я испытала на днях, когда девочка Наташа подняла руку и сказала: - У Серёжи плохое перо, можно я ему дам своё? - Но ведь Серёжа не просит? - Он стесняется. Можно, я дам ему пёрышко?... (Раиса Семёновна Косичкина на уроке)
ОТКУДА ПРИХОДЯТ ПЕСНИ Село Большая Жеравинка не боле других рязанских сёл славилось своими песнями. Мало ли голосистых девчат по деревням, разбросанным вдоль Оки! Не обижая журавинские заливные голоса, скажем прямо, что и под Касимовом, и под городом Сапожком, и под самой Рязанью славно поют девушки. Ирина Ивановна Косилкина была тогда моложе: прошло с тех пор двадцать три года. Она-то и было, что называется, главной заводиловкой на журавинских посиделках. Соберутся девушки в какую-нибудь избу, чтобы скоротать долгий зимний вечер. Ирина Ивановна и скажет: «Полно нам семечки лузгать да язык чесать, споём-ка!». И вот, как бы прилетев откуда-то со стороны, забьётся, замечется под низким потолком беспокойный девичий голос. А там подхватят вторые голоса и введут песню в колею, в ровное русло. Вьюга – и та словно притихнет за окном. Между тем в деревни стали доходить иногда предписания: выставить на районную олимпиаду сельскую самодеятельность. Это и надоумило: а не спеться ли как следует с парнями да не съездить ли на ту олимпиаду? Умолчим о том, какие места занимал журавинский хор на первых областных смотрах, но достоверно то, что в 1946 году он занял первое место и было решено превратить его в профессиональный хор Рязанской области. Окончи Московскую консерваторию рязанец Евгений Попов. Его и пригласили руководить молодым коллективом. Мало на карте нашей страны городов, где не бывал бы Рязанский областной хор, и везде он выступал с успехом. Евгений Иванович Попов вынул из стола кипу газет с разными статьями и рецензиями, но тут же сказал: - Впрочем, стоит ли читать это? Лучше приходите вечером да послушайте сами. - А где же основательница ваша, Ирина Ивановна? – полюбопытствовали мы. - Она у нас фольклористом работает, ездит по деревням, собирает песни, новые частушки, мелодии. Если мы оторвёмся от народа, то что мы будем стоить? Час спустя пришла Ирина Ивановна, женщина высокая, худощавая. - К Дёминой в Березняки ездила, - начала рассказывать Ирина Ивановна и пояснила нам: - Дёмина – это поэтесса наша местная, ну, или сказательница. Вот какую песню сочинила Татьяна. Ирина Ивановна тихо, протяжно завела песню: Я зальюсь соловьём, Соловьём зальюся. Я сегодня вечерком С милым расстаюся. Я у речки стою, Я стою у речки. Вспомню, мил тут говорил Ласковы словечки. - Нет, какая выдержанность формы! – не сдержал восторга Попов. – Эти повторы в первых строчках…. Профессиональный поэт позавидует…. И как бы в подтверждение выше подняла голос певица: Зорькою пойду домой, Домой пойду зорькой…. - Ай да Татьяна Евгеньевна! Нужно будет разучить эту песню. Ну, а частушки. И когда недавно грянул со сцены весёлый перепляс, и зазвенела частушка: В нашей области немало Достижений трудовых. Наша область отставала, А теперь в передовых. – Обрушился зал дружными аплодисментами. Потому что хоть и не очень поэтично, но зато гордо и правильно. (Самая молодая солистка Рязанского областного хора Нина Калинина) Владимир Солоухин [u]
|